зеленая лампа/ творчество

Владимир ПОДЛУЗСКИЙ

С любовью, верой и надеждой 

Наш журнал продолжает знакомить читателей с новыми произведениями Владимира Всеволодовича Подлузского – известного российского поэта, члена Союза писателей России, автора нашумевшего романа в стихах «Тарас и Прасковья», опубликованного в 2012 году. Уверены, что наши читатели откроют для себя не только яркие и сочные поэтические образы этого автора, но и новые грани его творчества, продолжающего лучшие традиции классической русской поэзии.

Ранняя  зима 

Мороз не крепкий, но здоровый

Сгрёб комья пахоты  в объятья.

Зря, что ли, девкою с Покрова

Зима примеривала платья.

Губами тянется рябина,

Бровями бабится берёза.

Ну, почему мне не обидно,

Что не со мною до серьёза?

С утра округлый свод завешен

Из ничего спрядённым платом.

Такой обыденною вещью

У нас и в царстве тридевятом.

Цветов небесных перепевы

Среди дерев играют в прятки.

И на подоле Параскевы

Пороши белые перчатки.

Мороз не крепкий, но задорный

Сгрёб зиму раннюю в объятья.

Висят в лесу, как будто дома,

Все перемерянные платья.

Снег  на  Рождество 

Подолом взмахивала вьюга

Вблизи фонарных гусаков,

Глядящих жёлтым полукругом

Из низких толстых облаков.

Снега неспешные летели,

И я впервые, не спеша,

Стоял у краешка метели

И ей резвиться не мешал.

Кусты, мохнатые бараны,

С усталым вязом-чабаном

Вдруг становились в мире странном

Одним ожившим полотном.

Кварталы каменного века

И рядом избы из сосны

Заждались Богочеловека

В свои намоленные сны.

И потому я был спокоен,

Что жизнь входила в берега.

С небесных жёлтых колоколен

Струились медленно снега.

Небесный  Китеж 

Вчера увидел синюю звезду,

Плясавшую с притопом  между тучами,

И вспомнил заявлений череду

О Китеже с соборами певучими.

Небесном граде, что заметил Хаббл,

Ощупывая взорами бездонности.

Летает Китеж, самый главный храм,

По центру мирозданья и законности.

Там восседает царственный  пастух

Космической загадочной грамматики.

И, разбегаясь от него, сквозь Дух

Во мрак текут ожившие галактики.

Плывёт тот удивительный амвон

И потрясает враз воображение.

И раздаётся колокольный звон,

Божественное наше предложение.

Он собирает праведных; а грех

Извечный понемногу истончается.

И  золотой  заклятый наш ковчег

Вокруг себя и Китежа вращается.

Вчера увидел синюю звезду,

Плясавшую от радости меж тучами.

Как жить  легко имеющим  в виду

Свой Китеж-град с соборами  цветущими!

Ходули

Мальчиши зимою на ходулях

Перешагивали ловко крыши.

За пятнадцать вёрст из Стародуба

Храм им виден был и поезд слышен.

Русская незрелая отвага

Поднимала, как пружиной,  ногу

Из  куржи сугробного обшлага

Прямо в тёплую овчину к  Богу.

Представляя будущее смутно,

Нами дирижировала дерзость.

С высоты глядели поминутно

На красивую живую спелость.

Для того  ходули-скороходы

Между радуг  градусных  ступали,

Чтобы  разухабистые годы

Девки никогда не  забывали.

Церемонность ангельских катаний

Канула под снежными  холмами.

Первыми намёками свиданий

Были те походы над домами.

Женщины  классиков 

Мне  пушкинская Машенька и Анна Снегина,

Аксинья, Грушенька, Настасья и Олеся –

Двоюродные сёстры из сельца Онегина,

Как из классического русского поместья.

Порою агнцы божьи, а порой скоромные

В нарядах от модисток наших и француза.

Уездные простушки, вовсе не салонные,

А расторопные, солопные, как муза.

Спешат подать нам  чай иль водочку с устаточку,

От радости готовые  побыть прислугой.

Уже несут гостям анисовую чарочку

И окорок румяный рядом с затирухой.

Улыбчивые милые мои словесницы,

Как будто вышедшие из литературы,

Очаровательные светлые кудесницы

Моей рождающей стихи клавиатуры.

Встречал я вас в районных городках, на станциях,

Всегда одетых ладно, будто для массовки.

Провинция  сама собой в экранизациях

Участвует, не замечая постановки.

Мне пушкинская Машенька и Анна Снегина,

Оксана, Грушенька, Наташа и Аксинья,

Живя на родине Евгения Онегина,

Моей Прасковьи часто повторяли имя.

Дом  кузнеца 

Не могут  жить хоромы  без лица,

Как девки без улыбок и убранства.

Я потрясён искусством кузнеца

Из чудного горохового царства.

Резьба и вязь, и ставни у окон,

Дощечка каждая – цветная смальта.

И княжеский расписанный фронтон

С изгибами азартного таланта.

Шкатулкою точёною балкон,

Вокруг цветы, морские звёзды, куры.

И исторгают величавый звон

Из башенок железных трубадуры.

Сказать – дворец, не скажешь, что дворец,

Хотя роскошнее, чем просто терем.

Вот уродился мастер-удалец

Назло всем государственным потерям.

Другие пьют, шабашат, говорят

Про всякие сторонние делишки.

А кузнецы такое мастерят,

Чтоб родину любить без передышки.

Стальной, сварной, не вычурный штакет

Из труб, столбов и славных завитушек.

Поставлен дом на сотню, может, лет

Поэмою для будущих старушек.

Ну, а пока красавицы  лицо

Вставляют ловко в окна, как в альбомы.

И зазывает царское крыльцо

На праздники в кузнецкие хоромы.

Мужицкий рай 

Такой мужик, и сёстры хороши.

И дочь приёмная – моя любимица.

Завет простой – живи и не греши –

Раздать бы всем, да могут и обидеться.

Обшит доскою синей пятистен.

Вокруг борозд и яблонь сетка-рабица.

И держат пальцы длинные антенн

Всё то, что так задорно улыбается.

Предбанники, омшаник и сарай

Затесаны стамеской и фуганочком.

Мне нравится, что тот мужицкий рай

По полочкам разложен и по планочкам.

Жена – красавица, из мастериц:

Есть всё в обед, чтоб зацепиться ложкою.

Ну, как при всём при том не согрешить

И смыть грешок бутылкой и гармошкою.

Красуется любой тут инструмент –

Для мужика предмет особой гордости.

Куда спешить,  всего ещё обед,

Но вечер уж подрагивает в голосе.

Гуляет снова справный мужичок,

Что в руку взял – кормилец и кормилица.

Придвинут стол и ласковый бочок,

Который никогда не отодвинется.

Не праздничек престольный, а провор,

С цветастыми улыбчивыми лавками.

И каждая подначка и укол

От сглаза огорожены булавками.

 Содержание